дискуссионно-аналитический православный сайт
Имя или номер ( регистрация ):
Пароль ( забыли пароль? ):

Карамзинская нелепа (часть 2. окончание)

1
Администратор
1 августа 2016 в 09:35 14250 просмотров

Карамзинская нелепа

(часть 2. окончание, начало здесь)

III

(Русский быт во второй половине 16-го века)

Многие не представляют себе, как жили наши предки в годы правления Иоанна Грозного и его благочестивейшего сына Феодора, прославленного Русской Православной Церковью. Кстати, не будем забывать и про канонизацию царевича Димитрия. Не слишком ли много святых среди чад "мучителя"? Яблоко от яблони, как известно, недалеко падает. Если, по слову Псалтири, с преподобным преподобен будешь, а со строптивым развратишься, то откуда в детях Грозного столько благонравия и молитвенности? Вопрос, по-моему, риторический.

Св. Царь Фёдор I Иоаннович, парсуна, XVI в.

При описании указанного времени я буду обильно использовать сведения самого Карамзина, дабы показать внутреннюю противоречивость его наследия и поставить под сомнение ту негативную оценку, которую он дает личности Царя Иоанна и его правлению. К примеру, говоря о блистательных почестях, оказанных персидским шахом Аббасом Феодорову посланнику князю Андрею Звенигородскому, он пишет: "За обедом, сидя с ним рядом, шах сказал: "Видишь ли посла индейскаго, сидящаго здесь ниже тебя? Монарх его, Джеладдин Айбер, владеет странами неизмеримыми, едва ли не двумя третями населеннаго мира, но я уважаю твоего Царя еще более"." Не много ли чести для Российской державы, которая за несколько лет до того, по утверждению Карамзина, была обескровлена и разорена опричным террором и самодурством венценосного тирана?

За что же Аббас мог так уважать русский престол? Ответ на этот вопрос мы обретаем у автора "Истории Государства Российского": "Никогда внешния обстоятельства Московской Державы, основанной, изготовленной к величию Иоанном III, не казались столь благоприятными для ея целости и безопасности, как в сие время... Россия, спокойная извне, тихая внутри, имела войско многочисленнейшее в Европе, и еще непрестанно умножала его... Пятнадцать тысяч дворян, разделенных на три степени: Больших, Средних и Меньших, Московских и так называемых Выборных (присылаемых в столицу из всех городов, и чрез три года сменяемых иными), составляют конную дружину Царскую. Шестьдесят пять тысяч всадников, из Детей Боярских, ежегодно собирается на берегах Оки, в угрозу Хану. Лучшая пехота Стрельцы и Козаки: первых 10000, кроме двух тысяч отборных или Стремянных; вторых около шести тысяч. На ряду с ними служат 4300 Немцев и Поляков, 4000 Козаков Литовских, 150 Шотландцев и Нидерландцев, 100 Датчан, Шведов и Греков. Для важного ратного предприятия выезжают на службу все Поместные Дети Боярские с своими холопями и людьми даточными (из отчин Боярских и церковных), более крестьянами, нежели воинами, хотя и красиво одетыми (в чистые, узкие кафтаны с длинным, отложным воротником): невозможно определить их числа, умножаемого в случае нужды людьми купецкими, также наемниками и слугами Государя Московского, Ногаями, Черкесами, древними подданными Казанского Царства. Сборныя областныя дружины называются именами городов своих: Смоленскою, Новогородскою, и проч.; в каждой бывает от 300 до 1200 ратников. Многие вооружены худо; только пехота имеет пищали: но огнестрельный снаряд не уступает лучшему в Европе. Доспехи и конские приборы воевод, чиновников, дворян блистают светлостию булата и каменьями драгоценными; на знаменах, освящаемых Патриархом, изображается св. Георгий".

Однако помилуйте! Нам внушают, что воспаленное воображение Грозного рисовало безчисленные картины мнимых заговоров, что кромешники его покрыли землю русскую трупами своих жертв, что в одном Новгороде Великом они умертвили 700 000 невинных людей, что бездарный деспот малодушеством своим на театре военных действий обрекал русские полки на безполезное истребление. Ежели так, то он со своими клевретами ничем не лучше нынешних демократов, под властью которых численность русского народа ежегодно сокращается на миллион человек. Откуда же в таком случае в правление его сына явилось столь прекрасное и мощное войско, коему не было числа?

Говоря о колоссальных казенных доходах тогдашней России, Карамзин указывает: "...В сокровищницу Кремлевскую, под Феодорову или Годунова печать, ежегодно вступало, сверх главных государственных издержек на войско и Двор, не менее миллиона четырех сот тысяч рублей (от шести до семи миллионов нынешних серебряных)" и далее: "...Феодор, по совету Годунова, велел перелить в деньги множество золотых и серебряных сосудов наследованных им после отца..." В ином месте автор повествует, как выглядели некоторые из этих сосудов: "Арсений (греческий епископ - М.Е.) с изумлением видел также множество огромных серебряных и золотых сосудов во дворце; одни имели образ зверей: единорога, львов, медведей, оленей; другие образ птиц: пеликанов, лебедей, фазанов, павлинов, и были столь необыкновенной тяжести, что 12 человек едва могли переносить их с места на место". Часть сих сосудов отлита из ливонского серебра, добычи Иоаннова оружия. Вот они – следствия "разорительного" правления "кровопийцы"! Страна под его руководством была, оказывается, приведена в такое плачевное состояние, что бедному Феодору пришлось ломать голову, что делать со всем этим несметным сокровищем, приобретенным его отцом.

Ларец-ковчег в котором хранилась грамота об утверждении на царство Ивана IV Васильевича.

Описывая становление у нас гражданского права в XVI веке Карамзин пишет: "...Вопреки сказанию иноземцев, что в России не было тогда никаких гражданских законов, кроме слепаго произвола Царей, сии законы, изданные первым Самодержцем Московским (что достойно примечания), дополненные его сыном, исправленные., усовершенные внуком, служили неизменным правилом во всех тяжбах – и Грозный, попирая святые уставы человечества, оставлял гражданские ненарушимыми в России: не отнимал даже истинной Царской собственности у тех, которые могли доказать, что владеют ею долее шести лет".

Забавно! Кто-нибудь может мне объяснить, что такое попирать святые уставы человечества, не нарушая гражданских законов? Каким, однако, законопослушным "тираном" был Иоанн Васильевич! Похоже, что закулисная братия держит нас, русских людей, за легковерных простачков. Что ж? Поделом нам. Впредь не будем столь легкомысленны.

Описывая деликатное обращение с разбойниками в царствование Феодора, автор "Истории" говорит: "Чтобы выведать истину от уличаемаго преступника, жгли его несколько раз огнем, ломали ему ребра, вбивали гвозди в тело. Убийц и других злодеев вешали, казнили на плахе, или топили, или сажали на кол. Осужденный, идучи к лобному месту, держал в связанных руках горящую восковую свечу". Что ж? Такое обхождение с уголовниками в те времена было принято по всему свету. Грозный в этом смысле ничем не отличался от иных государей той эпохи.

Обратимся, однако, к приятной стороне вопроса. Англичане, на которых ссылается Карамзин, так описывают изобилие россиян в означенное время: "Мало земель в свете, где Природа столь милостива к людям, как в России, изобильной ея дарами, В садах и огородах множество вкусных плодов и ягод: груш, яблок, слив, дынь, арбузов, огурцев, вишни, малины, клубники, смородины; самые леса и луга служат вместо огородов. Неизмеримые равнины покрыты хлебом: пшеницею, рожью, ячменем, овсом, горохом, гречею, просом. Изобилие раждает дешевизну: четверть пшеницы стоит обыкновенно не более двух алтын (нынешних тридцати копеек серебром)".

В торговле внешней у нас преобладали меха собольи, лисьи, куньи, бобровые, рысьи, волчьи, медвежьи, горностаевые, беличьи, кои продавались в Европу и Азию на 300 000 рублей ежегодно, воск весом от 10 000 до 30 000 пудов (1 пуд – 16 килограммов), мед, бывший любимым питием русичей, сало весом от 30 000 до 100 000 пудов. В этой связи иностранцы отмечали: "...Вся Россия, богатая лугами для скотоводства, изобилует салом, коего мало расходится внутри Государства на свечи: ибо люди зажиточные употребляют восковыя, а народ – лучину". Кроме того от избытков своих мы предлагали иноземцам лосьи и оленьи кожи до 10 000 в год, жир тюлений, добываемых близ Архангельска в заливе св. Николая, рыбу, икру белужью, осетровую, севрюжью и стерляжью, множество птиц, лен, пеньку, соль, ценимую в те времена почти что на вес золота, деготь, моржовые клыки, из коих вырезались рукоятки и четки, слюду, употреблявшуюся вместо стекла, новогородский жемчуг и многое иное.

Англичанин Флетчер, написавший в сие время книгу о России, указывал в ней, что русские люди весьма способны к просвещению, "имея много ума природнаго, заметнаго и в самых детях". Грозный отличал одаренных юношей и поощрял их стремление к образованию, о чем свидетельствует сам Николай Михайлович: "...Самовластный Иоанн посылал молодых людей учиться в Европе. Заботясь о процветании у нас художеств и наук, сей государь звал к себе на службу выдающихся иностранцев, славных своим умом и. опытностью в искусствах, например, итальянского графа Шкота. Современники утверждали, что "сей Граф, достойно уважаемый Императором и многими Венценосцами, знает все языки под солнцем и все науки, так, что ни в Италии, ни в Германии нельзя найти ему подобнаго". Так кем же все-таки был Иоанн IV, мрачным извергом или просвещенным монархом? Карамзин, как видим, противоречит сам себе, когда пишет о русских царях того времени, в том числе и о Грозном: "Постоянно следуя правилам Иоанна III; золотом и честию маня к себе художества искусства науки Европейския; размножая церковныя училища и число людей грамотных, Приказных, коим самое Дворянство завидовало в их важности государственной, Цари без сомнения не боялись просвещения, но желали как могли или умели ему способствовать". К сему времени относится появление первых русских учебников по геометрии и арифметике. В предисловии к последней говорилось, что "без сей численной Философии, изобретения Финикийскаго, единой из семи свободных мудростей, нельзя быть ни Философом, ни Доктором, ни гостем искусным в делах торговых, и что ея знанием можно снискать великую милость Государеву". В обеих книгах употребляются в счислении славянские цифры. В правление Феодора возникла и Книга Большаго Чертежа, то есть древнейшая география государства российского.

Говоря о тогдашней русской словесности, Карамзин не мог умолчать о писаниях Грозного: "Причислим ли к Писателям и самого Иоанна, как творца плодовитых, велеречивых посланий богословских укорительных и насмешливых? В слоге его есть живость, в Диалектике сила. Лучшими творениями сего века в смысле правильности и ясности должно назвать Степенную Книгу, Минею Макариеву и Стоглав". Государь принял непосредственное участие в создании этих шедевров Российской словесности. Читая его переписку с князем Андреем Курбским, я не удивляюсь бездарности последнего, но не перестаю изумляться остроумием и просвещенностью русского царя, изяществом его слога, А какими похвалами оценить его богослужебные гимны, положенные на знаменный распев и вошедшие в сокровищницу национальной культуры?!

Заимствованное от греков искусство золотошвеев издревле цвело у нас, так что богатые и сановные люди носили одежду, шитую золотом. Итальянский мастер Марко Чинопи, вызванный Феодором, ткал бархат и парчи в доме подле Успенского собора. Размножение церквей увеличило число изографов. Именно в сие время мы начали писать и картины. Большая грановитая и Золотая грановитая палаты, творения двух единоименных государей, прозванных в летописях Грозными, украсились живописью.

Достойно замечания описание историографом стольного града: "Успехи гражданскаго образования были заметны и в наружном виде столицы. Москва сделалась приятнее для глаз не только новыми каменными зданиями, но и разширением улиц, вымощенных деревом и менее прежняго грязных. Число красивых домов умножилось: их строили обыкновенно из сосноваго леса, в два или в три жилья с большими крыльцами, с дощатыми свислыми кровлями, а на дворах летния спальни и каменныя кладовыя". Первопрестольная, состоявшая тогда из Кремля, Китая, Белого города, Замоскворечья и дворцовых слобод за Яузою, имела в окружности около 20 верст. В Кремле насчитывалось 35 каменных церквей. По всей Москве было более 400 храмов (кроме приделов) и не менее 5 000 колоколов. По утверждению иностранцев, в часы праздничного звона люди не могли, слышать друг друга. Когда цари проезжали через городские ворота или принимали иноземных послов, на кремлевской площади гремел главный колокол столицы весом в тысячу пудов, висевший на деревянной звоннице. Важнейшим украшением Китай-города, окруженного кирпичною небеленую стеною, был великолепный готический собор Покрова Божией Матери (храм Василия Блаженного), выстроенный благочестивым усердием Иоанна Грозного в память о славном взятии Казани. Подле обретался богатый арсенал или пушечный двор. Тут же стояли красивые домы бояр, вельмож, знатных купцов, а также обширный гостиный двор, разделенный на 20 специализированных рядов: шелковый, суконный и т.д. От Китая к Замоскворечью через Москву-реку, именовавшуюся прежде Смородинкою, были перекинуты два моста: живой (деревянный) и каменный. Окрест зданий зеленели рощи, луга, сады, огороды, а возле дворца косили сено. Немалую долю кремлевской территории занимали три государевых сада, из коих по весне разливалось благоухание цветов и соловьиное пение. Две мельницы на устье Неглинной и на Яузе дополняли сельскую картину Москвы.

Однако двор царский, согласно описанию Карамзина, являл величие, достойное русских венценосцев: "...Все утихало, когда Царь являлся в величии разительном для Послов иноземных. Закрыв глаза, пишут очевидцы, всякой сказал бы, что дворец пуст. Сии многочисленные, золотом облитые сановники и безмолвны и недвижимы, сидя на лавках в несколько рядов, от дверей до трона, где стоят Рынды в одежде белой, бархатной или атласной, опущенной горностаем, в высоких белых шапках, с двумя золотыми цепями (крестообразно висящими на груди), с драгоценными секирами, подъятыми на плечо, как бы для удара.... Во время торжественных царских обедов служат 200 или 300 Жильцев, в парчовой одежде, с золотыми цепями на груди, в черных лисьих шапках. Когда Государь сядет (на возвышенном месте, с тремя ступенями, один за трапезою золотою), чиновники – служители низко кланяются ему, и по два в ряд идут за кушаньем. Между тем подают водку: на столах нет ничего, кроме хлеба, соли, уксусу, перцу, ножей и ложек; нет ни тарелок, ни салфеток. Приносят вдруг блюд сто и более: каждое, отведанное поваром при Стольнике, вторично отведывается Крайчим в глазах Царя, который сам посыпает гостям ломти хлеба, яства, вина, мед, и собственною рукою, в конце обеда, раздает им сушеныя Венгерский сливы..."

Послов иноземных у нас потчевали обычными русскими снедями. К примеру, в 1597 году к столу австрийского посланника отпускали "из Дворца Сытнаго семь кубков Романеи, столько же Рейнскаго, Мушкателя, Французскаго белаго. Бастру (или Канарскаго вина), Аликанту и Мальвазии; 12 ковшей меду вишневаго и других лучших; 5 ведр смородиннаго, можжевеловаго, черемуховаго и проч.; 65 ведр малинаваго, Боярскаго, Княжаго – из Кормоваго Дворца 8 блюд лебедей, 8 блюд журавлей с пряным зельем, несколько петухов разсольных с инбирем, куриц безкостных, тетеревей с шафраном, рябчиков с сливами, уток с огурцами, гусей с пшеном Срацинским, зайцев в лапше и в репе, мозги лосьи (и проч.), ухи шафранныя (белыя и черныя), кальи лимонныя и с огурцами – из Дворца Хлебеннаго колачи, пироги с мясом, с сыром и сахаром, блины, оладьи, кисель, сливки, орехи и проч.".

Изобилие трапез и долгий сон полуденный производили в русских людях тучность, вменявшуюся в достоинство. Считалось, что дородный человек имеет право на уважение. Худощавости и белизны лица избегали как уродства. Тонкие девицы, желавшие выйти замуж, носили множество одежд и натирали ланиты свеклою, дабы выглядеть мощными и розовощекими, то есть способными к ведению нелегкого домашнего хозяйства. Девушки уже к двенадцати годам достигали зрелости ума и тела, посему браки в этом возрасте были явлением обыкновенным. Продолжительность жизни наших предков, по утверждению Карамзина, составляла 80-100 и даже 120 лет. Хотелось бы мне знать, как они умудрялись жить столь долго под властью "кровожадного мучителя"! Что же спасало их от гнетущей депрессии и оцепенения, в которые они повергались "Ивашкиным произволом"? Ответ, очевидно, содержится в указании незадачливого историографа: "...Россияне, кроме знатных, не верили Аптекам, простые люди обыкновенно лечились вином с истертым в нем порохом, луком или чесноком, а после банею". Иностранцы изумлялись тем, как русичи, распаренные в раскаленных банях, с легкостью и весельем бросались в снег или прорубь.

Как видим, жизнь русских людей в мирное время XVI столетия была светлой и радостной. На престоле царствовали благочестивые государи, радевшие о процветании Отечества и о благоденствии своих подданных. Россия богатела и распространялась с каждым годом все более и более, что вызывало зависть и злобу в ее недругах. Поистине, нигде в истории человечества не видно народа, более счастливого, чем русские люди в годы правления Иоанна IV Васильевича и сына его Феодора.

IV – итоги

В цикле работ под общим названием "Карамзинская нелепа" я попытался объективно осветить концепцию "Истории Государства Российского" и условия, в которых она создавалась. Цель всех этих статей – показать, что личность Иоанна Грозного и его деяния после 1560 года (время мнимой перемены русского Царя: благодетель сменяется тиранией) далеко не так однозначны, как это представлено автором "Истории" Н.М. Карамзиным. Что есть иной, оправдательный взгляд на Государя, жаркие споры вокруг имени которого не только не утихают, но и приобрели особую актуальность в современной церковной жизни.

Имя русского Царя продолжает хулиться и попираться, с одной стороны либералами, на дух не переносящими идею самодержавной власти и, с другой стороны, легковерными христианами, введенными в заблуждение различными публикациями псевдонаучного содержания. Видя среди них немало тех, кои именуют себя церковными людьми, я почел своим долгом посредством настоящего издания поделиться с ними некоторыми своими соображениями, относящимися к сему предмету и размещенными в рамках данного цикла. Подводя его итоги, хотел бы отметить следующее.

Во всем мире, стоит только заговорить о Волге, вспоминают Россию. Это и неудивительно: Волга самая русская, самая знаменитая наша река. Удивительно то, что некоторые из нас забывают, чьим самоотверженным трудам мы обязаны включением в состав государства Российского низового течения Волги, омывающего Казанские и Астраханские земли. Впрочем, им ведомо, что в память об этих героических событиях отечественной истории Иоанн Васильевич воздвиг на Красной площади Московского Кремля великолепную церковь Покрова Божией Матери. Не могу постигнуть, как в сознании таких людей сей дивный и величественный храм, являющийся жемчужиной мировой архитектуры, соединяется с верой в людоедство и тиранию его создателя! Они говорят: "Слишком много свидетельств, именующих Грозного кровожадным деспотом". Да, много. Но как в таком случае должен рассуждать всякий здравомыслящий человек? Вот неизреченной красоты собор Василия Блаженного, памятник героизма и благочестия Государя, его создавшего, а вот девятый том карамзинской "Истории", о котором нами было говорено выше. Сочетается ли сие? Трезвенный ум не может с этим согласиться. Ясно, что одно другому противоречит. Стало быть, здесь мы стоим перед лицом некоей тайны, понуждающей нас остановиться, призадуматься, не рубить сплеча. С удовлетворением замечаю, что все больше и больше людей приходят именно к такому пониманию данной проблемы. На этой позиции стоит и святейший Патриарх Кирилл, который призывает церковную общественность к серьезным и всесторонним научным изысканиям, к объективному рассмотрению всех "про" и "контра" относительно личности русского Царя.

В этой связи я вспоминаю дивную святоотеческую мудрость "лучше ошибиться в любви, чем в ее отсутствии". Это означает, что если о каком-то человеке высказываются прямо противоположные суждения, то христианин должен предпочесть сторону оправдания, любви и снисхождения. Кто же принимает апологетическую сторону того, кого Карамзин удостоил самых страшных и одиозных эпитетов? Среди священнослужителей и деятелей науки таких людей немало. В их числе мы обретаем одного из выдающихся иерархов и историков Русской Церкви – приснопамятного митрополита Иоанна (Снычева), изложившего свои позитивные взгляды на личность Царя в знаменитом труде "Самодержавие духа". Это глубокое историческое исследование являет нам образец того, как должен православный человек, считающий себя патриотом России, подходить к решению насущных проблем современной духовной жизни. Среди единомышленников владыки Иоанна обретается и замечательный пастырь наших дней – протоиерей Николай Гурьянов, словам которого церковный люд внимает как голосу истины. Сей дивный светоч современности не только выступал апологетом Иоанна Грозного и Григория Распутина, но и обращался к ним с молением о небесном предстательстве. Иной выдающийся священнослужитель предреволюционной России протоиерей Валентин Амфитеатров глубоко чтил память Грозного, говоря, что царевич Димитрий, угличский мученик, особенно усердно ходатайствует за тех, кто поминают его отца в своих молитвах. В переписке Царственных страстотерпцев Государя Императора Николая II и его благоверной супруги Александры Феодоровны мы встречаем мысли, указывающие на благосклонное отношение августейшей четы к личности Иоанна Васильевича. Свято чтил первого Российского Помазанника и венценосный отец Императора великомученика – Александр III, в годы правления которого в Грановитой палате Московского Кремля появилось изображение русского Царя с нимбом – знаком личного благочестия и доброй памяти потомков.

Изображение Царя Иоанна IV в Грановитой палате Кремля

Научный мир ответил на полемику о Царе Иоанне выдвижением ряда ярких имен, одно из которых – Николай Сергеевич Арцыбашев (1773-1841). Перу этого замечательного исследователя принадлежит ряд критических работ, объединенных под общим названием "Замечания на "Историю" Н.М. Карамзина". Труд этот по сю пору не утратил своей актуальности. В одной из предыдущих статей данного цикла мною было говорено о публичных чтениях Карамзиным девятого антигрозненского тома его "Истории" в Петербургской Академии наук в январе 1821 года. Арцыбашев ответил на это антинаучное выступление разоблачительной работой, опубликованной в 12-м номере "Вестника Европы" за тот же год. В ней он показал крайнюю недостоверность одного из основных источников пресловутого тома – "Истории" князя Курбского.

Другим защитником Царя является Иван Егорович Забелин (1820-1908) основатель Российского исторического музея, автор замечательных исследований о быте русских венценосцев. В его записных книжках и дневниках можно найти знаки глубоких размышлений о судьбе Иоанна IV. Вот один из его тезисов: "…Каждый разумный историк встанет на сторону Грозного, ибо… он содержал в себе идею, великую идею государства…". В тетради "Заметки" за 1893-94 годы Забелин, оппонируя Карамзину, восклицает от имени Царя: "Чего ужасаетесь? Вспомните, историки-подзуды, каков был Новгород Великий, какую кровь он проливал от начала до конца своей жизни, погублял свою братию неистово, внезапно. Сколько побитых? Они все здесь. Переспросите их. Каково было их житие. Кто управлял событиями в татарское время и заводил кровь между князьями? Все это мне пришло в голову в 1570 г., и я наказал город по-новгородски же, как новгородцы наказывали друг друга… в давние лета.

Ничего нового я не сочинял. Все было по-старому. Только в одно время, в шесть недель повторено то, что происходило в шесть веков. А казнил за измену, за то, что хотели уйти из единства в рознь. Я ковал единение, чтобы все были как один человек".

Иван Забелин (портрет работы В.А. Серова)

В другом месте Забелин указывает причину царской суровости: "Он выводил измену кровавыми делами. Да как же иначе было делать это дело? Надо было задушить Лютого Змия – нашу славянскую рознь, надо было истребить ее без всякой пощады… Понятно, почему так рассвирепел Иван Грозный, услыхав об измене Пимена, что хотел отдаться Литве". Вот она истинная подоплека новгородских казней! Здешние вельможи вкупе с архиепископом Пименом решились на измену Московии с тем, чтобы присоединиться к Литве, исконному врагу России и Православия, да не одни, а со всею Новгородскою землею. Страшно подумать, что было бы с Отечеством нашим, если бы Грозный тогда же, так сказать, по горячим следам, не потопил сепаратистские тенденции Новгорода в крови ренегатов.

Возможно, теперь на границе Тверской губернии стояли бы натовские танки! За то, что Новгород Великий остался в составе России, мы все должны земно поклониться Царю Иоанну, который ковал наше единение.

Крупный литературный критик, социолог и публицист второй половины XIX столетия Николай Константинович Михайловский (1842-1904), комментируя нелепости Карамзина и его последователей, замечает: "Наша литература об Иване Грозном представляет иногда удивительные курьезы. Солидные историки, отличающиеся в других случаях чрезвычайной осмотрительностью, на этом пункте делают решительные выводы, не только не справляясь с фактами, им самим хорошо известными, а… даже прямо вопреки им: умные, богатые знанием и опытом люди вступают в открытое противоречие с самыми элементарными показаниями здравого смысла; люди, привыкшие обращаться с историческими документами, видят в памятниках то, чего там днем с огнем найти нельзя, и отрицают то, что явственно прописано черными буквами по белому полю".

Даже среди советских ученых являлись исследователи, которые подходили к рассмотрению фактической стороны данного вопроса объективно и безпристрастно. Один из них – академик Степан Борисович Веселовский (1876-1952) так охарактеризовал итоги изучения эпохи Грозного: "В послекарамзинской

Николай Константинович Михайловский

историографии начался разброд, претенциозная погоня за эффектными широкими обобщениями, недооценка или просто неуважение к фактической стороне исторических событий… Эти прихотливые узоры "нетовыми цветами по пустому полю" исторических фантазий дискредитируют историю как науку и низводят ее на степень безответственных беллетристических упражнений. В итоге историкам предстоит, прежде чем идти дальше, употребить много времени и сил только на то, чтобы убрать с поля исследования хлам домыслов и ошибок, и затем уже приняться за постройку нового здания" (выделено ред. сайта).

Академик С.Б. Веселовский

Иной советский исследователь Даниил Натанович Альшиц, относящийся к когорте исторических материалистов, подвергал суровой критике источниковедческую базу карамзинской "Истории" и ее порождений: "Число источников объективных – актового и другого документального материала – долгое время было крайне скудным. В результате источники тенденциозные, порожденные ожесточенной политической борьбой второй половины XVI века, записки иностранцев – авторов политических памфлетов, изображавших Московское государство в самых мрачных красках, порой явно клеветнически, оказывали на историографию этой эпохи большое влияние… Историкам прошлых поколений приходилось довольствоваться весьма путаными и скудными сведениями. Это в значительной мере определяло возможность, а порой и создавало необходимость соединять разрозненные факты, сообщаемые источниками, в основном умозрительными связями, выстраивать отдельные факты в причинно-следственные ряды целиком гипотетического характера. В этих условиях и возникал подход к изучаемым проблемам, который можно кратко охарактеризовать как примат концепции над фактом".

Апология христианского Государя, произносимая устами этого ортодоксального марксиста-ленинца, звучит вопиющим укором в адрес тех, кои, именуя себя православными христианами, тиражируют гнусные инсинуации об одном из величайших царей Земли Русской!

Вернемся, однако, к рассмотрению одного из славных деяний его, значение которого в нашей истории трудно переоценить. Включение Иоанном IV срединной Волги в границы нашего Отечества позволило нам в 1943 году отступать до Сталинграда, где мы дали гитлеровской Германии бой, имевший решающее значение. Именно эти волжские берега стали тем судьбоносным рубиконом, через который не смогла перешагнуть нацистская военная машина. Именно тут мы нанесли германскому милитаризму сокрушительный удар, переломивший ход войны и приведший нас к пасхальной победе 1945 года. Что сталось бы тогда с Россией, если бы ее пределы замыкались владимирскими и рязанскими землями, как это было в середине XVI столетия?

Мы, поборники светлой памяти коронованного отца Отечества нашего Иоанна IV Васильевича, не призываем Московскую Патриархию к его канонизации, которой он, по глубокому убеждению многих православных клириков и мирян, достоин. Такая просьба в сложившейся ситуации была бы нелепостью. Нам известно предупреждение Святейшего Патриарха Алексия II о том, что среди недоброжелателей русского Православия есть деструктивные силы, старающиеся разыграть карту Иоанна Грозного в целях нашего разъединения. Мы не из их числа. Мы не ищем раскола и не желаем церковной смуты. Мы хотим только восстановить историческую справедливость, реабилитировать память русского венценосца. Однако наша цель лежит не только в сфере научной деятельности. С нашей точки зрения настоящая проблема носит сакральный характер, ибо вопрос о Грозном – это вопрос о помазаннике Божием.

Нас глубоко безпокоит тот факт, что с высоких церковных трибун продолжают раздаваться голоса, дающие ему резко негативную оценку, клеймящие его память знаками тех злодеяний, коих он не совершал, и вешающие на него те постылые и позорные ярлыки, которые обретаются в карамзинской (с позволения сказать) историографии. В речах этих почему-то совершенно не учитывается обширное море позитивных откликов о личности и правлении Иоанна IV, а те церковные деятели, которые произносят такие речи, по какой-то причине игнорируют мнение выдающихся иерархов и пастырей православных, поставляющих Грозного на высокий пьедестал славы и почета. Мы не считаем авторов подобных высказываний ни еретиками, ни врагами. Речь скорее всего идет о некомпетентности. Испытывая к ним братскую любовь, мы считаем своим долгом поделиться с ними своими взглядами на данную проблематику. Выступая в средствах массовой информации с апологией Грозного и с миролюбивой критикой суждений карамзинских адептов, мы преследуем цель не только реабилитировать самодержца в глазах современников, но и поддержать высокий рейтинг образованности православных клириков и церковных ученых, ибо вышеозначенные речи, зачастую носящие псевдонаучный, антиисторический характер, дискредитируют представителей Церкви перед лицом внешней учености. Мы убеждены, что настало время серьезной и обстоятельной дискуссии на указанный предмет и посредством своих выступлений призываем оппонентов наших к подлинно научному и исторически объективному рассмотрению всех аргументов, относящихся к предполагаемому диалогу.

автор: Михаил Ефимов

Видя действие в мире богоборческой тайны беззакония, машины зла, поставившего перед собою цель упразднить институт христианских государей, дабы покорить вселенную единому президенту, коего "Апокалипсис" именует антихристом, т.е. антипомазанником, мы уверенно и не без основания утверждаем, что со стороны носителей этого зла, подвергающих гнусной клевете и осмеянию всех достойных венценосцев христианского мира, Иоанн IV и Николай II, первый и последний (альфа и омега) из помазанников Земли Русской, претерпели особо жестокую и безчеловечную ложь. Им досталось более других, ибо они открывают и замыкают собою священную историю российского помазанничества: не говорю здесь о грядущем Царе, долженствующем прославить Отечество наше на закате человеческой цивилизации. Каких только гнусностей мы не слыхали о последнем нашем Императоре и его равноангельной семье! И где же все сие ныне? Рассеялось, как дым. Верим и чаем, что когда-нибудь зазвонят часы справедливости и на колокольне Ивана Великого.

Михаил Ефимов, кандидат богословия

Комментарии

Комментарии не найдены ...
©® VeraPravaya.ru 2016 - 2024, создание портала - Vinchi Group & MySites
При копировании материалов ссылка на сайт обязательна
Яндекс.Метрика